Рак: стыдно быть выжившим?
Остаться в живых
Медицина, научившись «вытаскивать» онкобольных, столкнулась с новой проблемой – что делать со спасенными?
Алла Астахова, журнал «Итоги» № 48-2010
Удивительный факт: американские врачи, собравшись на крупнейший конгресс Американского общества клинических онкологов (ASCO), сразу на нескольких заседаниях обсуждали не столько то, как лечить рак, сколько что делать с теми, кого им удалось вылечить. В странах с развитой медициной такие выжившие становятся настоящим вызовом для систем здравоохранения. Люди, которым удалось выкарабкаться, остаются весьма сложными пациентами – еще никто не научился предсказывать момент, когда в организме больного появится новая раковая клетка. Из этого вытекает такой ворох проблем, что встает вопрос о создании нового направления – «медицины выживших». Только никто и нигде в мире не знает, на какое место в ранжире медпомощи ее поставить и на какие деньги финансировать. В России, правда, вопрос стоит еще жестче.
Иногда они возвращаются
По данным американских экспертов, уже в 2007 году количество выживших после онкозаболеваний в США перевалило за 14 миллионов, что составило 4 процента населения страны. Более того, дотошные социологи уже подсчитали, что миллион из них растит собственных несовершеннолетних детей. Вроде бы надо радоваться, но есть важное обстоятельство – эти люди так никогда и не будут считаться абсолютно здоровыми. Им нужна особая медицина, почти как тем, кто в свое время перенес трансплантацию. Сам факт, что эта проблема встала во главу угла, свидетельствует о наступившей в онкологии новой эпохе. Количество и качество жизни выживших – лакмусовая бумажка для любой онкологической службы. В конце концов, она для того и существует, чтобы люди не умирали от рака.
В странах Европы дело обстоит похожим образом. Результаты исследования, проведенного недавно в Италии, свидетельствуют: онкозаболевания перенесли четыре процента женщин и три процента мужчин этой страны. А что в России? На прошлой неделе состоялся очередной конгресс отечественных онкологов, и пока многие из них не торопятся ставить проблему выживших в разряд самых актуальных. «В 2009 году показатель вновь выявленных случаев рака в России в первый раз превысил полмиллиона в год, – объясняет исполнительный директор некоммерческого партнерства «Равное право на жизнь» Дмитрий Борисов. – Из этих 500 тысяч порядка 27 процентов умрут через год. Менее 50 процентов проживут пять лет. США и Европа за последние 10 лет снизили показатель смертности от рака на 20 процентов. В России за этот же период количество смертей от онкозаболеваний выросло на 15 процентов. О какой проблеме выживших тут можно говорить?»
Впрочем, как ни крути, таких людей в нашей стране все равно немало – об этом свидетельствует медицинская статистика. «По нашим данным, в 2008 году в России было 1 миллион 315 тысяч человек, которые уже прожили пять лет и более после того, как у них обнаружили рак, – рассказывает хирург-онколог, старший научный сотрудник НИИ клинической онкологии Российского онкологического научного центра им. Н. Н. Блохина РАМН, исполнительный директор Евразийской онкологической программы Сомасундарам Субраманиан. – Что бы там ни говорили, это уже около процента всего населения». Конечно, гораздо меньше, чем в США и Европе, но все же практически каждый сотый.
Под контролем
У всех выживших одни и те же медицинские проблемы. Им надо лечить не только последствия химиотерапии – остеопороз, гипофункцию щитовидной железы, снижение уровня гемоглобина, изменения иммунной системы. «Больше всего тревожит возможность последующего рецидива болезни, который может наступить через год, два, десять лет, – говорит Дмитрий Борисов. – Все выжившие должны наблюдаться у онколога. Пожизненно. Обследоваться нужно каждые полгода или год. Но каждый раз погружаться в больничную суету людям психологически сложно».
Возникает вопрос, должен ли врач, лечивший пациента, заставить его наблюдаться? Онкологи известных больниц и исследовательских институтов, каждый день имеющие дело с вопросами жизни и смерти, не считают работу с выжившими первоочередной. Их можно понять. «Каждый год на свои 150 коек мы принимаем по 600 первичных больных, при том что дети часто лежат у нас по нескольку месяцев, прежде чем пойти на поправку, – рассказывает заместитель директора НИИ детской онкологии и гематологии Российского онкологического научного центра им. Н. Н. Блохина РАМН, член-корреспондент РАМН, главный детский онколог Минздравсоцразвития Владимир Поляков. – Мест не хватает, по квоте оплачивается зачастую лишь десятая часть лечения ребенка – платят чуть больше ста тысяч рублей, а лечение часто выходит в миллион. К тому же к нам постоянно поступают очень тяжелые дети из небольших онкологических отделений в регионах, где их не совсем правильно лечили».
Теми, кто выжил, занимаются те же врачи, что вытянули их, – именно к этим докторам приезжают на обследование (здесь целый список анализов и прочих исследований) один-два раза в год. В Америке, когда поток таких пациентов начал нарастать, возникла проблема – у онкологов стало не хватать времени. Именно поэтому американцы пришли к выводу, что выжившими должны заниматься другие врачи, скорее всего терапевты. И предложили выделить эту помощь в отдельное направление. Сейчас, когда в Штатах идет медреформа, сами пациенты решительно настроены бороться за свое право на лечение (общественное движение выживших там набирает силу). Получится ли? Эксперты настроены оптимистично, хотя слово за властями и страховыми компаниями. «Рак – диагноз, в корне меняющий жизнь пациента. Даже в случае излечения ему всегда нужна будет помощь. Сегодня мы пытаемся выработать новые модели в здравоохранении, отличные от тех, которые существовали 15–20 лет назад. Сейчас нужна тесная кооперация онкологов и врачей первичного звена медицинской помощи. Возможно, где-то больше задействуют онкологов, а где-то врачей общей практики. Единого рецепта для всех не существует», – говорит Джордж Следж, президент ASCO.
В России, где проблему выживших пока не поднимают даже на врачебном уровне, ситуация такова: наши вылечившиеся часто добиваются всего сами. Например, пациенты с миелолейкозом должны раз в полгода сдать специальный анализ крови. Однако платят за него из своего кармана – это исследование пока не включено в стандарты лечения, значит, по линии ОМС затраты на него никак не обосновать. Нередки случаи, когда главные врачи известных и востребованных медучреждений, занимающихся онкологией, отдают негласные указания – отправлять излеченных больных под наблюдение врача по месту жительства, к районным онкологам, и принимать их только в случае рецидивов заболевания. Вроде бы так и нужно, если бы не одно но... «В России, в которой сейчас едва ли не больше онкологов на душу населения, чем в любой другой стране, квалификация среднего врача в этой области очень низкая, – делится Сомасундарам Субраманиан. – Проблема в том, сможет ли обнаружить районный онколог тот самый рецидив, окажутся ли у него в распоряжении необходимые средства диагностики».
Стыдно быть выжившим?
«В общественном движении против рака участвуют несколько пациенток, находящихся в стадии ремиссии. Их первоначальный диагноз – рак молочной железы 4-й стадии, – рассказывает Дмитрий Борисов. – Я знаком с одной из них, к моменту постановки диагноза у нее уже были метастазы в печени, в других органах. Поначалу врачи считали, что ей осталось жить от силы месяца три. Однако ее спасли благодаря современному лечению: уже шесть лет у нее нет никаких признаков заболевания. Но она столкнулась с другой проблемой – врачи, знакомые с ее диагнозом, частенько смотрят на нее как на ожившего мертвеца. Онкологи не верят ей на слово и просят предъявить историю болезни. Ее родственников чиновники однажды обвинили в мошенничестве – когда те пришли за какой-то справкой, им не поверили, что она до сих пор жива, и решили, что родные пытаются присвоить ее пенсию».
Специалисты констатируют: общественное отношение к выжившим в нашей стране тоже далеко от цивилизованного. Лилия Матвеева, директор автономной некоммерческой организации по оказанию помощи больным онкологическими и онкогематологическими заболеваниями «Содействие», созданной по инициативе больных миелолейкозом, вспоминает, что пациенты не раз отказывались от группы инвалидности только потому, что хотели избежать испуганных взглядов при устройстве на работу. В последнее время медицина далеко шагнула вперед в лечении миелолейкоза, подарив больным десятки лет нормальной жизни. Вот только диагноз «онкобольной» не нравится кадровикам. Да что там взрослые – даже дети после перенесенного рака часто не хотят признаваться в этом сверстникам. «В Москве ведется учет таких ребят, – говорит Владимир Поляков. – Современная медицина в состоянии вылечить от рака 80 процентов детей, при этом большинство выздоравливают окончательно и бесповоротно». Однако отношение окружающих к этой теме пока не изменилось – многие семьи стараются переехать, чтобы забыть все плохое и начать жизнь с чистого листа. И дети пропадают из вида врачей.
О том, чтобы отправлять российских выживших к терапевтам, как в США, отечественные эксперты пока даже и не думали. Слишком уж низкая квалификация зачастую у районных участковых. Но, как показал американский опыт, чем больше выживших, тем большей силой в обществе они становятся – их невозможно не замечать. Бредовая российская ситуация, когда стыдно быть выжившим, видимо, разрешится, когда наша медицина станет демонстрировать те же результаты в лечении онкологии, что и американская. Быстрее бы.
Портал «Вечная молодость» http://vechnayamolodost.ru
29.11.2010