30 Ноября 2021

Генетика и альтернативное мясо‎

Как молодые бизнесмены продвигают науку в России

Екатерина Алеева, Forbes

Для молодых предпринимателей строгое разделение на академическую сферу и бизнес — давно отжившая история. Они строят компании, доход которых напрямую связан с развитием науки. Мы поговорили с основателями технологических и научных стартапов о том, куда движется наука и как бизнес помогает ее популяризировать.

Артем Елмуратов, 31 год, основатель Genotek

В 2010 году Артем Елмуратов, выпускник мехмата МГУ, вместе с однокурсниками Валерием Ильинским и Кириллом Петренко и при поддержке бизнес-инкубатора МГУ запустил стартап Genotek. В 2013 году Genotek привлек первые инвестиции — $500 000. За семь лет выручка компании выросла в 28 раз и в 2020 году составила 247 млн рублей. Сейчас в Genotek работает порядка 65 человек. Помимо генетических паспортов, компания занимается медицинской диагностикой и оказанием услуг B2B, сотрудничает с Первым Московским государственным медицинским университетом им. И. М. Сеченова и РНИМУ им. Н. И. Пирогова.

— Бизнес двигает науку вперед. Например, в изучении генетики коронавирусной инфекции большинство игроков — частные компании. Мы тоже работаем в этой области и довольно неплохо продвинулись. Уже вышли две статьи в журналах Nature и EClinicalMedicine (издается The Lancet), о которых все знают благодаря пандемии. До конца года мы совместно с «Яндексом» хотим собрать еще биоматериал и валидировать дополнительные гипотезы, какие гены связаны с тяжестью коронавирусной инфекции. 

Мне интересно направление персонализированного питания, и я убежден, что оно должно быть таким в первую очередь на основе аллергических особенностей человека, его здоровья, целей и этических убеждений. Генетика при этом тоже может играть большую роль: определять индивидуальные непереносимости человека, особенности метаболизма и уровня витаминов и минеральных веществ в организме. Также я считаю интересным изучение того, как гены влияют на наши пищевые привычки и вкусовые ощущения. Кто-то лучше чувствует горькое, некоторые чисто генетически склонны перекусывать, а кого-то больше тянет к сладкому.

На мой взгляд, все это ведет к тому, что скоро люди будут получать персональные рационы. Мы в компании стараемся двигаться в этом направлении. Если у человека есть непереносимость лактозы, он может зайти в раздел «Что делать» в личном кабинете, где перечислены безлактозные продукты и есть ссылка на магазин, где можно их купить. Пока мы не ко всем результатам можем дать конкретные советы, хотя у нас есть общее желание предлагать комплексные решения.

Когда человек делает тест, в его личном кабинете постоянно появляются обновления, которые мы добавляем бесплатно. Например, до начала пандемии в разделе «Риски заболеваний» у нас не могло быть COVID-19, потому что его просто не существовало. В тот момент, когда появились исследования, которые показывают, какие генетические особенности связаны с риском заразиться и получить осложнения, мы бесплатно добавили эту информацию.

Генетике вообще постоянно нужны новые качественные научные исследования, только это может продвинуть ее вперед. А для их появления нужно, чтобы было больше доступных геномов и обработанных данных. Поэтому первый элемент успеха — более дешевое прочтение генома в специальном приборе, что называется генотипирование или секвенирование. Тестов станет больше и расшифрованных геномов тоже. Второй прорыв — если появится возможность быстрее обрабатывать и проверять научные данные. 

России тяжело конкурировать с зарубежными игроками в лабораторной части — химической, биологической. Чтобы их догнать, нужно вложить миллиарды долларов и еще столько же, чтобы их обогнать. При этом деньги — необходимое условие, но недостаточное. Если вы вольете миллиарды, не факт, что у вас получится сделать приборы такого же уровня, как у мировых лидеров. Технологии в генетике довольно сложные, и их нелегко повторить. При этом локальные научные прорывы в России вполне возможны, особенно в области биоинформатики и обработки данных. У нас сильная математическая школа, хорошие программисты, и в этой сфере, как ни странно, не нужны такие большие финансовые вливания. Человеку нужен доступ в интернет, облачный сервер, и уже можно решать задачи. 

Мне самому кажутся перспективными технологии, связанные с 3D-биопринтингом и регенеративной медициной. Когда мы могли бы взять биоматериал, нарастить клетки и попытаться воссоздать орган человека, напечатать его на принтере. Такие исследования уже есть, но предстоит еще много работы. Перспективно все, что касается генетического редактирования, но в этой области много не только технических, но и юридических и этических нюансов. 

Сегодня дилемма между бизнесом и наукой в чистом виде стала ложной. Конечно, остались сугубо коммерческие компании, но в историях вроде нашей сложно отделить одно от другого. С точки зрения науки мы точно не хуже, чем многие академические лаборатории.

Елена Константинова, 22 года, CEO & основатель Aerospace-Agro, Agri Tech & SpaceTech market

Елена Константинова родилась в небольшом бурятском селе Тарбагатай в 40 км от Улан-Удэ. В 14 лет она выиграла региональный конкурс с исследованием по экологии и в 11-м классе вошла в реестр одаренных детей за особые достижения в науке. В 19 лет Елена Константинова запустила стартап Aerospace-Agro, который занимается спутниковым исследованием почв, их анализом и выработкой рекомендаций по агротехнике. Спустя три года в компании работает порядка 35 человек, а ее оборот составляет 4 млн рублей.

— Эйджизм был всегда. Ярче всего он выражается на научных конференциях, в которых я, несмотря на возраст, принимаю участие уже много лет. Когда ты приходишь на научно-технический конкурс, ты понимаешь, что профессура и доктора изначально не доверяют тому, что ты делаешь. В их представлении только многолетние опыты могут дать что-то науке. А сегодня ты меняешь алгоритм, какую-то часть кода — и у тебя уже новый результат.

В Aerospace-Agro старше 27 лет только агроном, потому что в этой области нужен человек с экспертизой и опытом. Я набрала команду, когда еще училась в университете: ходила по конференциям и конкурсам, рассказывала о проекте и так находила людей. В первую очередь ребятам было интересно то, что я предлагаю, они хотели набраться опыта, и уже во-вторых их волновали деньги. Эта черта вообще свойственна моим ровесникам: много ребят идут за идеей, за тем, что им хочется сделать. Они не будут работать просто ради денег. 

Наш стартап напрямую зависит именно от научных разработок. Мы работаем по математической модели, которую создали сами с учетом 132 параметров. В этом году делали алгоритм автоматического поиска борщевика на основе космических снимков и данных с дронов. Пока его до сих пор ищут вручную: отсматривают снимки и пытаются обнаружить заросли, а мы брали базы данных, размечали, где находится борщевик, и обучали алгоритм, чтобы он в дальнейшем искал его сам. 

Если космические компании, которые занимаются спутниковым интернетом, преуспеют, мы сможем получать огромное количество информации напрямую со спутников. Сейчас мы очень ограничены с точки зрения ее приема и скорости работы с данными. Если информация будет идти прямым потоком, без сохранения, это увеличит возможность получения данных и заодно снизит стоимость космических снимков. Сейчас один сет для обучения алгоритма может стоить от $300 000. Одна из наших целей на ближайшие 10 лет — развивать собственную спутниковую группировку, чтобы не зависеть от чужой информации. 

Сегодня в России для школьников и студентов создано много условий, чтобы они могли заниматься наукой. Поэтому интерес к ней возрастает. Молодежь искренне вдохновлена тем, что делает Илон Маск, их интересует экологическая повестка, то, как будут развиваться технологии, блокчейн, VR, IT. Но мы сталкиваемся с серьезным непониманием у старшего поколения. Они не доверяют до конца этим технологиям, потому что в то время, когда они начинали использовать что-то подобное, качество было гораздо ниже. Соответственно, и данные, которые они получали, были гораздо хуже. Это впечатление у них так и осталось. 

Молодые ребята приходят на научно-технические конкурсы, их осаждают преподаватели и пытаются доказать, что с помощью кодов и алгоритмов невозможно что-то сделать. Ты показываешь, что все смог, а в ответ слышишь, что это неправда. И все это происходит в тот момент жизни, когда человек только ищет себя и формируется. Также сейчас в блокчейне и криптовалютах многие молодые ребята добиваются успеха, зарабатывают деньги, а старшее поколение не воспринимает эти области всерьез. 

Когда я прихожу на мероприятия, куда меня приглашают, например на недавний Евразийский женский форум в Санкт-Петербурге или форум Women Agro Live, мне все равно некомфортно, потому что я очень-очень молодая. Я постоянно чувствую, что у меня другие взгляды на вещи, и то, что для меня и моих ровесников обычно, в разговоре воспринимается как что-то ненормальное и даже аморальное.

Большинство фаундеров компаний, аналогичных нашей, — мужчины от 30 лет, чаще всего с опытом в IT-сфере. Наверное, поэтому инвесторы часто не воспринимают всерьез девушек, которые руководят стартапами. Когда мы входим в помещение, нам сперва нужно доказать, что с нами можно общаться наравне. Но это же не наши проблемы, а тех, кто нас не воспринимает. Та же история с эйджизмом. Поэтому, на мой взгляд, стоит проводить специальные образовательные лекции для всех этих людей. Нужно показать скептикам, что мы, молодые ученые и предприниматели, здесь надолго. У нас есть успехи, у нас есть результаты, и то, что мы делаем, действительно работает.

Артем Пономарев, 30 лет, сооснователь Greenwise, глава Ассоциации производителей альтернативных пищевых продуктов

В 2017 году юристы Юлия Марсель и Артем Пономарев экспериментировали с рецептурой альтернативного мяса в одном из цехов завода «Партнер-М» в Малоярославце, который принадлежит отцу Артема, предпринимателю Василию Пономареву. Осенью 2018-го (к этому моменту к стартапу присоединился друг Артема Георгий Железный) они приехали на выставку Food Ingredients во Франкфурте-на-Майне, где познакомились с одним из руководителей международной организации ProVeg International, которая занимается продвижением растительного питания во всем мире. Растительные джерки, которые ребята буквально достали из чемодана, пришлись ему по вкусу. Так Greenwise стала первой российской компанией, участвовавшей в европейских стартап-инкубаторах в сфере пищевых продуктов. В 2020 году выручка компании составила более 16 млн рублей, она производит около 20 т продукции в месяц и продает ее во «ВкусВилле», «Азбуке вкуса», магазинах X5 Retail Group и на многих онлайн-площадках.

— Зачастую инновационные технологии связаны не с железом или софтом, а с глубоким пониманием рынка, того, как продукт позиционировать и с какой аудиторией работать. Greenwise одной из первых в России занялась производством альтернативного мяса. Сейчас таких компаний около 35, и Greenwise, на мой взгляд, одна из самых успешных, притом что сюда стали заходить довольно крупные игроки. 

Было бы нечестно с моей стороны говорить, что создание растительных альтернатив мясу — особая технология, для которой требуется особое оборудование или особые навыки. Процесс производства продукции на базе мясного сырья (колбас, котлет, фаршей) технологически ничем не отличается от производства растительного мяса. А самое главное, что в мясном производстве тоже используются растительные ингредиенты, только закладка доходит не до 100%, как у нас. Хотя иногда она достигает 50–60% замены, так что часто до конца непонятно, потребляем мы мясную пищу или растительную. 

Постепенно экономика пищевого сектора движется к тому, что многие жители России просто не смогут позволить себе мясо. В последние пять-шесть лет наше население не богатеет, а стоимость сырья только растет, соответственно, цена на мясо увеличивается. Одновременно на рынке альтернативного мяса идет снижение: речь уже не о 1300–1500 рублей за 200 г котлет, а о 180 рублях за 300 г, как продают небольшие российские производители. Можно представить, что будет, когда на этот рынок к концу 2021 года зайдут крупные игроки с огромными мощностями.

Самое время прекратить заниматься копированием, а начать думать. Мы увидели мясную котлету и хотим повторить ее точь-в-точь, вплоть до аминокислотного состава, хотя у нас есть все наработки и возможности, чтобы сделать что-то новое и гораздо лучше. Нам нужно разрабатывать продукты, которые позволят углубляться в тему персонализированного питания. Не воссоздавать цвет, вкус и запах колбасы, а решать какие-то функциональные проблемы. Мы фокусируемся на том, что хотим сделать один в один, но кто сказал, что это хороший продукт?

К сожалению, сейчас в России не занимаются разработкой альтернативных пищевых продуктов, как это делают в Техасском университете, в Вагенингенском университете в Нидерландах или в Германии. Но у ИТМО есть проект создания программы по альтернативным белкам, которым я, возможно, буду руководить. Также мы вели переговоры с Институтом пищевых систем имени Горбатова по поводу запуска краткосрочных курсов повышения квалификации, потому что сегодня на рынке альтернативного мяса все либо самоучки, либо прослушали зарубежные курсы.

Два месяца назад СПЧ при президенте дал рекомендации Минздраву и Роспотребнадзору увеличить число альтернативных продуктов, в том числе альтернативного мяса, в рационах общественных учреждений. Это уже первые звоночки. Будет здорово, если на государственном уровне поменяется отношение. В Ассоциации производителей альтернативных продуктов России мы активно занимаемся законодательством и созданием ГОСТов и требований к продукции, чтобы и правила определенные ввести, и на первых порах не зарегулировать все до такой степени, что ни вправо, ни влево нельзя шагнуть.

Моя главная задача — рост рынка. Мне очень хочется, чтобы люди начали думать чуть шире и воспринимать ассоциацию не как странную инициативу, которая только растит конкурентов. Мы пытаемся увеличить рынок в России, чтобы через 5–10 лет он составлял не жалкие 2,6 млрд рублей, как в прошлом году, а вышел на уровень объема мирового рынка, который, по оценкам Deloitte, составляет $20–25 млрд. У нас для этого есть все возможности: отличная сырьевая база, дешевая рабочая сила и дешевая энергетика. Эти три элемента позволят нам не только развиваться на внутреннем рынке, но и играть ключевую роль во всем мире.

Марсель Гумеров, 27 лет, сооснователь AppScience

Марсель Гумеров, выпускник химического факультета МГУ, вместе с однокурсниками Игорем Яременко и Максимом Пустоваловым в июне 2020 года, в самый разгар пандемии, начали доставлять в Россию редкие химические реактивы из Европы, США и Китая за две-три недели. Стартап вошел в топ-24 проектов акселератора United Investors (всего было подано 750 заявок). Прошло чуть больше года, и у AppScience уже более 50 постоянных клиентов, в том числе Национальный исследовательский центр эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи, где производят вакцину «Спутник». Месячная выручка стартапа превышает 50 млн рублей, чистая прибыль — 5 млн рублей.

— В школе мне удавалась химия, я участвовал во Всероссийской олимпиаде, занял призовое место и выбрал МГУ. Уже на первом курсе я понял, что фундаментальное образование — это хорошо и точно необходимо, но мне хочется и практических знаний. Моей первой работой стал НИИ питания РАМН (сейчас ФИЦ питания и биотехнологии. — Forbes Life), который изучает продукты питания и их влияние на человека с точки зрения химии и биологии. Мы занимались интересными прикладными вещами, например, одной из моих задач была разработка универсального (и быстрого — в течение часа!) метода определения антибиотиков в крови, молоке и мясе животных.

Сам институт тоже был хороший. Я работал на оборудовании, которое стоило более $1 млн. Но если оно ломалось, то в течение месяца или дольше его не могли починить, потому что в расходы не была заложена эксплуатация. Финансовый вопрос касался не только лаборатории. Несмотря на то что я был студентом второго-третьего курса, зарплаты 3000 рублей (половина официальной ставки) мне не хватало. Также, хотя коллектив мне очень нравился, нашему научному руководителю было около 80 лет. Заведующему лабораторией чуть меньше. Это, бесспорно, были очень грамотные, эрудированные, профессиональные люди, но, чтобы удовлетворить пыл 20-летнего студента, требовались более энергичные наставники.

Тогда же я впервые столкнулся с проблемой доставки реактивов. Мне потребовалось шесть месяцев, чтобы дождаться внутренних стандартов (стандарт — это набор химических реактивов, которые выпускаются в запаянных ампулах. — Forbes Life), без которых невозможно делать это исследование. Тогда я, конечно, еще не знал, что бывает по-другому, но умом понимал, что это перебор. Наверное, поэтому мы никогда не воспринимали наш бизнес только как бизнес. Мы прекрасно понимаем проблемы современных российских ученых и несем еще и некую социальную функцию. Особенно остро я это почувствовал, когда в апреле 2021 года тот самый стандарт, которого я ждал полгода, мы привезли за три недели. Я действительно испытал гордость и понял, что наш продукт важен, и главное, важен не каким-то эфемерным людям, а тем, кто хочет заниматься наукой.

В России прекрасное фундаментальное образование, даже без красного диплома ты будешь вполне конкурентоспособен на международном рынке. Половина выпускников химфака уезжают на PhD за границу и очень востребованы. Но с точки зрения профориентации есть большие проблемы. Химический факультет МГУ заточен под научную деятельность, а тот, кто вываливается из этой стези, понятия не имеет, где себя применить. Поэтому ребята на шестом курсе начинают изучать программирование с нуля или уходят совсем в иную область. 

Мы всегда понимали свою уникальную компетенцию, потому что 99% людей в России не помнят и не знают даже школьной химии. Мы знали о проблеме с реактивами, а став старше, увидели, что в США и Европе ее просто не существует: ты нажимаешь кнопку в компьютере, и максимум в течение недели (а иногда и на следующий день) у тебя есть все нужные стандарты. Нам казалось, что это всемирная несправедливость, которая мешает работать российским ученым.

Мы начали работать во время пандемии и в первую очередь пошли в фармацевтику. Мы знали, что именно в этой области во время коронавируса срочно будут нужны реактивы для разработки вакцин. О шести месяцах речи уже не шло. Можно сказать, что COVID указал нам на те сферы, куда нужно бить и стремиться со своим продуктом. 

Сейчас половина крупных фармацевтических компаний уже наши клиенты, а до конца года мы планируем охватить и вторую половину. Интересно, что исследовательский центр Гамалеи, в котором изобрели вакцину «Спутник», только недавно оказался среди [наших клиентов]. То есть идеальную вакцину с высокой конкурентной эффективностью на международном рынке российская группа ученых смогла разработать даже в условиях долгой доставки реактивов и тяжелого функционирования науки. Мне кажется, это история, которой может гордиться наша страна.

Екатерина Камышникова, 25 лет, директор и совладелец Quantum Systems

В 16 лет Екатерина закончила школу экстерном, поступила в МГИМО, но в последний момент пошла учиться в другой вуз на проектное управление в области искусства. Когда она училась на втором курсе, ее отец, инженер и предприниматель, открыл компанию по созданию роботов. В Quantum Systems Екатерина сперва занималась маркетингом и пиаром, а после окончания института возглавила компанию вместо старшего брата Ильи. Средний брат Кирилл занимается в Quantum Systems технологическими решениями. В 2015 году компания представила первый в мире универсальный офис самообслуживания MonRo (Money Robot). В 2020 году ее доход составил 5,6 млн рублей.

— Сейчас активно развивается сервисная робототехника — все эти роботы-бармены и роботы-баристы. Но даже когда я не работала с роботами, они меня не удивляли. Я не понимала, что такого в том, что он дает игрушку ребенку. В этом нет никакого практического применения! Такая крутая технология, которой можно придумать много задач, а робот стоит и накладывает мороженое в три раза медленнее, чем это сделал бы человек.

Автоматизация любой задачи требует тщательного анализа того, как ее выполняет человек. Только так мы можем разработать технологию, которая не только будет обеспечивать нужные показатели, но и сможет их улучшить. Внедрение автоматизации требует заинтересованности и вовлеченности персонала: люди должны переучиваться для работы с оборудованием, иногда повышать квалификацию, переключаться на новые задачи. В этот момент важно сформировать правильное восприятие нашей технологии, потому что люди часто не хотят работать с роботизированными комплексами. Они ведь частично заменяют человека, и сотрудники с ревностью к ним относятся. Важно проработать этот момент, чтобы люди не боялись и не пытались конкурировать с машиной, а наоборот, увидели в ней плюсы для себя и компании.

Темпы роботизации и цифровизации растут в геометрической прогрессии, а значит, многие профессии скоро станут невостребованными. Пока же развитие технологии ушло гораздо дальше, чем развитие общества. С одной стороны, это пугает, а с другой — позволяет нам постепенно перестраивать традиционные жизненные уклады, повышать квалификацию, переходить на другие модели потребления ресурсов. Чем дольше мы будем откладывать решение этих глобальных задач, тем серьезнее будут последствия для будущих поколений. И мы будем сталкиваться со все более серьезными кризисами. Поэтому начинать надо сейчас.

Должны развиваться новые форматы взаимодействия людей и машин, общества и технологий. В первую очередь они связаны с общим уровнем образования, развития культуры и в целом с готовностью людей перейти на следующий этап развития. Если честно, мне кажется, общество пока к этому не готово, поэтому его подталкивают за счет других методов. Например, во время пандемии, оказавшись взаперти, люди по-разному использовали свободное время: кто-то потратил его с пользой и выучился чему-то новому, а кто-то просто смотрел телевизор на диване. Раскол, который был всегда, в результате пандемии стал более явным: кто-то будет задавать тренды и станет основой общества будущего, а кто-то останется сидеть на диване.

Наша компания занимается автоматизацией и роботизацией нетиповых производственных задач. Другие интеграторы почти не берутся за них, поскольку они требуют проведения огромного количества исследований и экспериментов, выделения отдельной проектной команды. А для нас это и есть основная деятельность. Для каждого клиента мы создаем новую технологию. Пока у нас не очень большой коллектив, но скоро мы подрастем, поскольку пандемия вызвала бум спроса на автоматизацию. Сейчас в среднем за год мы успеваем сделать около четырех крупных проектов и несколько небольших заказов. 

В основном мы следим за научными разработками в сфере интеллектуальных технологий, робототехники, искусственного интеллекта, систем автоматизации. Наблюдаем, что появляется на рынке, какие технические и программные решения. Но, помимо стандартных для технарей тем, наша сфера обязывает анализировать человеческое поведение и социальные явления. Роботы идут рука об руку с человеком, и без человека они никому не нужны. 

Не всю умственную деятельность сможет заменить искусственный интеллект, но это точно произойдет с работой, которую выполняют руками. Конечно, останутся сферы, где людей заменить невозможно: то, куда нужно вкладывать душу. Искусство, пусть даже приготовление особенных блюд, — робот не сумеет этого. Но рабочие места на заводах закончатся, и настанет время квалифицированных специалистов. Не должны же люди сотнями лет стоять у станка и заниматься рутинным трудом. Я считаю, мы сотворены для более высоких целей. А кофе все-таки вкуснее делает человек.

Максим Чижов, 31 год, сооснователь iFarm, AgriFood Tech

В 2017 году стартап iFarm состоял из небольшой экспериментальной фермы под Новосибирском, которую открыли Максим Чижов, Александр Лысковский и Константин Ульянов. Они хотели так выращивать овощи, чтобы они были вкусными в любом климате в любой точке мира. В 2020 году стартап привлек $4 млн инвестиций на развитие IT-платформы Growtune и агротехнологий, был признан лучшим агротехстартапом Европы, вошел в шорт-лист премии World Retail Awards и получил четыре патента на оборудование. Общая посадочная площадь объектов iFarm — более 10 000 кв. м, офисы компании работают в Москве, Новосибирске, Финляндии и Нидерландах.

— Более четырех лет мы занимаемся технологией вертикальных ферм. Они еще называются control environment agriculture: все параметры в них контролируются и отслеживаются датчиками и сенсорами. Чтобы запустить такую ферму, нужны только электричество и доступ к канализации. Она выглядит как многоярусная металлоконструкция, где есть система, которая замешивает растворы и поставляет их на стеллажи. На каждом стеллаже есть свет, система полива, датчики. Система также контролирует температуру, влажность и количество углекислого газа в самой ферме. 

Если ферма маленькая, то автоматизации в ней меньше. Большую часть задач легче решить ручным трудом. Если ферма большая, то человек нужен в двух случаях: в тот момент, когда приходит время переставить поддоны с лотками из помещения, где происходит посадка, в основное отделение фермы. Он ставит их на нужный стеллаж и нажимает кнопку для запуска процесса. Через 15–20 дней он проверяет, выросло ли растение до нужного размера, и несет его на срезку. Мы уже разработали систему, при которой планируем, что уже в следующем году сможем перемещать лотки без помощи человека. 

Мы вкладываем много ресурсов в оптимизацию и автоматизацию процессов. У всех основателей компании был опыт работы в IT, поэтому в основе нашего продукта лежит Growtune — система автоматизации производства на вертикальных фермах, куда входит не только техническая автоматизация, но и различные бизнес-операции, интеграция с системами бухгалтерии, CRM. Это сердце и основа самой фермы. В нее вшита база знаний по выращиванию разных типов культур, и мы постоянно расширяем линейку — у нас есть и томаты, и редис, и клубника, и разные типы цветов. Каждый рецепт заносится в виде алгоритма внутрь системы и повторяется нажатием кнопки в приложении. 

Также мы используем системы компьютерного зрения и распознавания изображения для анализа заболеваний растений, скорости их роста и поддержки принятия решений сотрудниками на местах. На фермах есть дроны, которые летают по заданной траектории и делают нужное количество снимков каждого яруса, выдают результаты по зеленой массе и сравнивают ее с эталонными значениями. Если мы видим расхождения, мы можем предиктивно принять решения на производстве. Одно это снижает риск человеческого фактора и того, что что-то пойдет не по сценарию. То же касается заболеваний: у нас есть база, которая дополняется с каждого цикла роста. В лаборатории мы заражаем растения определенными болезнями, чтобы понять, как отследить его как можно раньше и что влияет на процесс лечения.

Одна из наших задач как компании на новом рынке с новыми технологиями — работа по популяризации. Естественно, нам задают вопросы, чем наша продукция лучше помидоров с бабушкиной грядки. Но на самом деле никто не знает, насколько безопасны овощи и фрукты, выращенные на глаз. Если помидоры растут на огороде, то велика вероятность, что в них превышено количество нитратов. В нашей технологии мы до миллиграмма знаем, сколько микро- и макроэлементов добавлено в процесс выращивания, и контролируем мельчайшие изменения. По вкусу наша продукция гораздо лучше импортной, и при этом уверенности в ее качестве больше. 

В будущем мы, конечно, сделаем ставку именно на систему управления, но она будет работать, только если в нее заложены обученные рецепты выращивания. Наши фермы мы используем как лаборатории: с каждой собираем данные, и они позволяют нам обучать нейронные сети. В свою очередь те дают нам возможность каждый раз выращивать продукцию все лучше и лучше. Мы хотим, чтобы к 2026 году по нашей технологии работало порядка 1 млн кв. м ферм во всем мире. Наша цель — чтобы любой человек в любой точке мира мог получить одинаковую продукцию. По сути, это аналог сетевых ресторанов, которые вы можете найти хоть в Австралии, хоть в Исландии и знать, что получите продукцию одинакового качества.

Портал «Вечная молодость» http://vechnayamolodost.ru


Нашли опечатку? Выделите её и нажмите ctrl + enter Версия для печати

Статьи по теме