Вес инноваций: «компетентные» цифры против здравого смысла

Возможно ли успешно и в краткие сроки перевести российскую экономику на «инновационные рельсы», не определившись чётко с ключевыми ориентирами?

В беседе исполнительного директора Фонда «Открытая экономика» Константина Киселёва (слева) и начальника управления программ и проектов Федерального агентства по науке и инновациям Геннадия Шепелева (справа) намечаются некоторые вероятные стрелки магистрального движения «к инновациям».

Цифры vs их интерпретация

Геннадий Васильевич, есть мнение одной достаточно компетентной организации, а именно Института статистических исследований и экономики знаний ГУ-ВШЭ, что доля «инновационных предприятий» в России не выше 10—11 процентов. По данным другой компетентной организации, Минэкономразвития, доля инновационной промышленности в экономике страны составляет два процента. Из стран ЕС по этому показателю с нами сопоставимы только Латвия и Болгария, и то с натяжками.

— Разделим вопрос. Что касается цифр, то они, наверное, правильные. Я не ставлю под сомнения те данные, которые получила Высшая школа экономики или МЭР, но выводы, которые делаются (или подразумеваются), оставляют желать лучшего.

Зададимся простым вопросом, у кого в Европе есть собственные космические корабли? Кто поддержал запуски на МКС, когда ни у кого в мире не было возможности туда долететь? Латвия и Болгария?

Против здравого смысла выставить «компетентные» цифры вполне можно. Вопрос в том, что либо та методика статистического учёта, которую ГУ-ВШЭ адаптировал для России, что-то серьёзное не учитывает, либо интерпретация неправильная.

С одной стороны, логично. Но с другой, если говорить только о гражданском секторе исследований и разработок, то с выводами экспертов можно согласиться.

— Я бы предварительно разобрался, как получаются эти цифры. Несколько лет назад один город претендовал на звание наукограда. Когда начали анализировать статистику по этому городу, оказалось, что он ничем не отличается от среднего российского города. Стали разбираться. Оказалось, предприятия просто не заполняли статистические анкеты. Когда их заставили эти анкеты заполнить, всё стало на свои места, и город статус наукограда получил. В системе статистического учёта есть слабые места, иногда критические для оценки сложных объектов. Поэтому каким-то выборочным опросом я бы проверил статистику и то, насколько представительны исходные данные.

Если люди начинают трактовать вещи, в которых не разобрались, они на одних и тех же данных могут сделать любые выводы — за, против, в любую сторону. Но если попытаться не просто считать, а ещё и думать, то ответ становится не столь очевидным, и многие вещи можно объяснить по-другому.

Инновационность vs конкурентоспособность

Безотносительно к надёжности статистических данных, зададимся вопросом, зачем нужны инновации? Кстати, несколько лет назад попытка задать такой вопрос на семинаре в Высшей школе экономики привела к тому, что они на своём сайте вывесили такую информацию: чиновники — против инновационного развития.

Вообще говоря, инновации ради инноваций, сами по себе, никому в мире не нужны. Например, швейцарский сыр производят по старинным традиционным технологиям, и не дай бог поменять эти технологии! Это будет уже не швейцарский сыр, а что-то другое. Производители стараются держать марку и не пускать инновации в виде новых технологий. Не так давно и французы насмерть встали против стандарта ЕС по производству сыра, который приводил к изменению вкуса традиционных французских сыров. Так, внешний вид, вкус, запах, упаковка — всё скрупулезно держится в таком виде, как сотни лет назад. Разумный подход? В этом конкретном случае — абсолютно.

Поэтому речь должна идти не об инновационности продукта, а его конкурентоспособности.

Первый вопрос: как измерять конкурентоспособность? Я считаю, её надо мерить исключительно той долей рынка, которую имеет та или иная страна или отдельная компания. Если мы говорим, что на рынке мобильных телефонов Nokia занимает 30 процентов, то понятно: это — конкурентоспособная продукция. А, скажем, попытки АФК «Системы», насколько я помню, выйти со своими телефонами окончились ничем.

Но АФК «Система» владеет одним из лидеров на рынке услуг сотовой связи, и эта компания вполне конкурентоспособна и опирается на инновации…

— Не спорю и не говорю, что АФК «Система» (со всеми её бизнесами) — неконкурентоспособная организация. Но вряд ли кто-то будет требовать в магазине телефон от МТС — попытка этой компании выйти на рынок со своими телефонами мало кому вообще известна. На рынке сотовых операторов — другая ситуация, и здесь МТС — одна из крупнейших и лучших компаний, по крайней мере в России. Более того, как раз тут «Мобильные ТелеСистемы», если оценивать по доле рынка, может быть, наиболее конкурентоспособна. Поэтому возникает следующий вопрос: чем определяется конкурентоспособность фирмы?

Нам сейчас, в том числе с подачи Высшей школы экономики, предлагают принять однозначный вывод, что только инновации дают рост конкурентоспособности. Я же утверждаю, что это не так.

Чтобы быть конкурентоспособной, организация должна иметь хорошие производственные ресурсы? Должна. Квалифицированные кадры? Должны быть. Финансовые ресурсы, чтобы поддерживать процесс производства, должны быть? Должны. А дальше идёт, на мой взгляд, самое важное — наличие системы продвижения на рынке.

Наши теоретики от инноваций в большинстве своём вообще не понимают (хотя на своих лекциях учат чему-то публику), что на рынок ещё надо суметь выйти. Возьмём китайцев. У них что, высококонкурентная продукция с точки зрения уровня потребительского качества? Нет, их товары могут быть крайне дешёвыми, иногда просто негодными. Зато с точки зрения того, как они продвигают их на рынке, китайцы просто молодцы. Я не беру ту продукцию КНР, в которой напортить очень сложно, поскольку уровень качества задан иностранными технологиями, и если человек аккуратно моет руки перед тем, как встать к сборочной линии, то всё будет нормально. Я беру одежду, мебель, игрушки, автомобили — всё это низкого качества, иногда просто опасно. Но они же вышли с этой продукцией на наш, да и не только наш, рынок!

За счёт чего Китай выходит на рынок? За счёт дешевизны, агрессивного продвижения, грамотного подхода к покупателю. Этим примером я хочу показать, что можно иметь пониженный уровень одного ресурса, но добирать конечный результат другим. Среди этих ресурсов у нас в России наиболее провальный (для большинства инновационных фирм) — умение торговать своей продукцией.

Забор vs инновации

Наверное, поэтому можно согласиться и с нашим президентом, и с премьером, которые даже на фоне кризиса говорят о присоединении к ВТО. При всех политических издержках, это — некий понятный способ, которым пользуются многие страны (и Китай в первую очередь) для того, чтобы активно выходить на чужие рынки.

— Правильно! Но при этом нужно ещё иметь соответствующий менталитет, умения, навыки. Наши учёные торговать никогда не учились. Это не их вина, а беда, потому что в Советском Союзе никто этому не учился. Западный учёный воспитывается в среде, где есть понимание того, что нужно обладать умением продать свой товар, в данном случае — знания. Даже чистый фундаментальщик должен свою идею куда-то продвинуть — не просто статью написать, но отдать её в лучший журнал, отрекламироваться, сходить на десяток конференций. А наши считают так: «Я один раз опубликовался, а дальше все должны ко мне прийти и сказать, какой я молодец».

Не придут, и цитировать не будут.

— Правильно. То же самое с прикладниками. Вот у него есть хорошая железка, которая выдаёт (в лаборатории) неплохие показатели. Но кто про эту железку знает? Да никто. Он доложился среди своих же учёных, и сидит довольный, ему поаплодировали. А 70 процентов производственников (это посчитали в Межведомственном аналитическом центре) не знают, что происходит в сфере науки по их тематике. Вот вам ответ! По интерпретации же теоретиков от инноваций, которую за ними повторяют и учёные, наша промышленность «невосприимчива к инновациям». А эта проблема частично обусловлена тем, что наши учёные не продвигают свои достижения в промышленность. Это серьёзный ресурс повышения их конкурентоспособности?

Серьёзный. Учёные говорят: «Нам никто ничего не заказывает».

— Конечно не заказывает, потому что даже то, что предлагается нашей наукой промышленности, в основном «второй свежести», если брать по мировым меркам. Зачем такой товар бизнесу, если есть возможность выбора?

Так вот, если вернуться к ресурсной проблеме, то вопрос умения торговать своей продукцией является одним из ключевых. По крайней мере для России.

Что касается инноваций, то я под ними понимаю доведённый до готового продукта научный результат, то есть то, что вышло на рынок, и за что люди уже начали платить деньги. У меня была дискуссия с одним академиком РАН, который говорил: «Моя лаборатория выдаёт в год полтора десятка инновационных разработок». Спрашиваю: «Что такое — инновационные?», и получаю ответ: «То, что можно было бы внедрить в промышленность». Но это же ещё не инновационная разработка! Наверное, это пока просто научная разработка того или иного уровня качества.

Мой любимый пример: если стоит лес, можно ли сказать, что это мебель? Возможно, и мебель, а, может, дрова или корабль. То есть это некий потенциал, который ещё должен пройти дополнительную обработку, чтобы стать тем или иным результатом. Если дерево пошло на мебельный комбинат, оно станет мебелью. Если пошло на дрова — значит, станет топливом. И так далее. Инновации — это конечный продукт процесса, в котором научное знание — только первый этап.

Итак, новое знание, которое фирма может у себя применить, — это тоже один из ресурсов, который позволяет поднять её конкурентоспособность.

Теперь вопрос: у меня — разваленное предприятие, территория без забора. Я начинаю производить что-то полезное для хозяйства в количестве 50 единиц в месяц. У меня (в России) будут это красть? Наверняка! Я могу поставить ещё десяток станков, нанять ещё людей, внедрить более производительную инновационную систему и начать штамповать не 50 единиц продукции, а 100. Но половину-то разворовывать всё равно будут, что поставит крест на вложениях в инновации. Второй вариант: я ставлю забор вокруг предприятия, нанимаю охрану и прекращаю воровство. Получаю при этом всё те же 50 единиц продукции. Какой вариант дешевле? Что сработает быстрее и более эффективно? Конечно, забор!

Есть разные способы решения одной и той же проблемы — простой («заборный») и «инновационный». Какой вы выберете? Да тот, который быстрее и дешевле приводит к результату для получения большего дохода собственником. И в данном случае, наверное, каждый разумный человек скажет: «Для начала проще всего заблокировать бесполезный уход продукции». Что предлагают наши фирмы? Внедрить, например, какие-нибудь системы менеджмента качества. Кстати, в одном деловом журнале была статья по внедрению системы «Кайдзен» на предприятии. Производственный персонал для начала стал правильно раскладывать инструменты, и у фирмы сразу же повысилась производительность труда на 15-20 процентов. Что проще: инструмент правильно разложить или технологические инновации внедрять? Понятно, что для начала легче порядок навести. Собственно, тот этап, на котором мы сейчас находимся (я имею в виду нашу российскую промышленность). В большинстве случаев наведение элементарного порядка — самый простой способ поднять производительность и конкурентоспособность. Естественно, на это уходят деньги, которых всегда ограниченное количество. Но эффективность этих затрат, скорее всего, более высокая на данном временном отрезке, чем внедрение новых технологий.

Кстати, та же статистика говорит, что с 1997 года общее число используемых в российской промышленности передовых производственных технологий (собственных и импортированных) увеличилось в 2,6 раза (с 55,5 тысяч до 141 тысячи). При этом в области проектирования и инжиниринга, связи и управления число технологий выросло в шесть раз, а в сфере информационных систем — в четыре раза. Вопрос: всё это стоит денег?

Запуск своих проектов vs внедрение чужих

На самом-то деле мы повышаем производительность, у нас есть промышленный рост, растёт ВВП. Откуда-то это берётся! И не только за счёт повышения (до последнего времени) цен на нефть. Поэтому я бы подходил к проблеме, встав чуть-чуть над ситуацией с «инновациями» и «инновационным развитием». Если у нас идёт развитие, то давайте смотреть, как не только за счёт инноваций его ускорить, но и за счёт других ресурсов.

Кстати, это только у нас некий «бзик» на продуктовых инновациях. Я был на встрече рабочей группы G8 + G5. (G5 — это Китай, Индия, Мексика, Бразилия, Южная Африка.) Одно из направлений дискуссий — как раз инновации. Данная рабочая группа собирается и думает, как развивать этот процесс. На последней встрече (проходила совсем недавно) был представлен весьма интересный опыт Мексики. Их патентное ведомство сделало сайт, на который может зайти любой — доступ свободный, задать там поиск технологии, и система ему моментально выдаст результат, который представлен очень понятно, по принципу светофора: красный, жёлтый и зелёный. Если загорится зелёный свет, то по этой технологии можно свободно заниматься производством в Мексике — нет патентов, которые «накрывают» эту поляну. Если свет красный, то этим свободно заниматься нельзя, но можно купить лицензию у фирмы, которая держит патенты, действующие в Мексике (координаты фирмы приводятся). Жёлтый — неоднозначная, пограничная ситуация, поскольку существует несколько классификаторов патентов (японский, американский и европейский). Ни про какие «инновации» в нашем понимании речи не идёт. Вопрос стоит просто: как правильно работать с патентами для организации производства в данной стране. Можешь не выдумывать инновации, бери патент и внедряй, организовывай производство!

У нас есть концепция долгосрочного развития, так называемая КДР, подготовленная ведомством Эльвиры Набиуллиной, подписанная премьером. Так вот в этом тексте слово «инновации» встречается не один десяток раз, и главный сценарий развития страны называется «инновационным». В концепции есть некий набор мер и инструментов; есть приоритетные направления, есть отрасли; есть желание кратно увеличить вклад высокотехнологичного экспорта в общем объёме внешней торговли. Вы утверждаете: «Я с этим согласен, надо действительно увеличивать долю, но её можно увеличить не с помощью мифических инноваций, а с помощью элементарного наведения порядка в тех областях, где возможен рост».

— Это несколько однобокая трактовка. Я просто не закончил, есть ещё соображения на эту тему.

Откатываемся назад: есть набор ресурсов, которые позволяют фирме быть конкурентоспособной на рынке. Один из этих ресурсов — инновации. Другие ресурсы перечислены. Смотрим ситуацию за рубежом, в Европе. Можете ли сказать, чем отличается французский автомобиль от немецкого — одного класса, примерно по одной цене? Да не скажете никогда. Цветом, обивкой, пепельницы немножко другие…

Фактически ничем. Автомобили-одноклассники сейчас конкурируют по дизайну экстерьера и интерьера.

— Конечно! А по существенным показателям что там — «бесконечный срок гарантии», что здесь — «бесконечный срок гарантии»; что здесь — «безопасное движение», что там. Дальше идут те самые дизайнерские изыски. Производители все неинновационные общедоступные ресурсы, которые у них были, «выбрали» до нуля. Они «огородили себя заборами», ввели «Кайдзен», логистику и сделали всё, что полагается иметь в приличной компании. Единственное, что осталось неунифицированным, — количество инновационных решений. Именно поэтому у них в первую очередь инновации начинают определять конкурентоспособность. Но это при условии равенства по другим ресурсам! Хотя и по другим ресурсам они работают: иначе зачем бы они шли в Юго-Восточную Азию за дешёвой рабочей силой — пусть бы внедряли инновации.

Наши компании пока до этого уровня недотягивают. У них ещё есть какое-то время, которое они могут прожить «неинновационным» путём.

Сейчас снова всплывает миф про инновационное развитие, которое всё определяет. То, о чём мы говорили, означает, что оно не всё определяет. А если и определяет, то только тогда, когда всё остальное уже использовано. Так вот это наши теоретики забывают. Или скорее не понимают, потому что они сами никогда пирожками не торговали, собственными деньгами не распоряжались и не рисковали, а учили других, как это делать. Они только книжки иностранные читают, делятся «зарубежным опытом». Так вот, если довести нашу экономику до того уровня, когда все простые технологии развития и роста задействованы, тогда надо брать товарищей-теоретиков и спрашивать у них советы «куда надо двигаться, чтобы вот этот процент поднимался?». Но, уверяю вас, не ответят вам ничего товарищи-теоретики… Кстати, не только наши, но и зарубежные.

Крыша над головой vs станки

Тогда зачем наше родное государство понастроило вот эти — официально они называются «элементы инновационной инфраструктуры», а говоря по-русски, некие организации, которые вроде бы призваны под своей крышей что-то внедрять, — начиная с госкорпораций и заканчивая технопарками при университетах?

— Так это прямо и однозначно следует из ответа на предыдущий вопрос. Если у организации не хватает какого-то ресурса (производственного, кадрового, финансового), она должна его где-то взять, либо уходить из этой сферы, потому что без нужного ресурса всё равно ничего не будет. Инфраструктура — это возможность для предприятий добрать недостающие ресурсы. Есть так называемая «технологическая инфраструктура» — технопарки, бизнес-инкубаторы, инновационно-технологические центры, — которая даёт возможность малому предприятию получить крышу над головой. Большому предприятию, у которого свои производственные здания, технопарк (в наиболее распространённом у нас варианте) не нужен. Только малое предприятие нуждается в данном ресурсе.

Несколько лет назад в Минэкономразвития решили, что вся сила — в бизнес-инкубаторах, другой инфраструктуры не нужно. Раскрутили программу, вложили хорошие деньги, благо у них кошелёк под рукой. И сейчас, если почитать отчёты из некоторых регионов, малых предприятий просто не набирается, чтобы заполнить бизнес-инкубаторы! Уже не нужно столько бизнес-инкубаторов! Там уже другое ограничение встаёт, кроме крыши над головой.

У меня есть один знакомый бизнес-ангел, который ещё позапрошлым летом в Самаре говорил: «Нам нужны не офисные площади для малых предприятий, а производственные! Чтобы было, куда станок поставить, выхлоп от него деть».

Так для этого же, собственно, созданы особые экономические зоны и внедренческие…

— Извините! Он что, поедет из Самары в Томск или Зеленоград?

Ну, сделали там условия для местных жителей, а также для крупных компаний — они могут ими воспользоваться! А куда деться малому предпринимателю из другого города, который квартиру не бросит, семью не бросит, чтобы куда-то ехать, — в тот же Томск?

Ресурс для малого предприятия должен быть, как сейчас говорят, в шаговой доступности. Чтобы он сел на метро, через две остановки вышел и оказался на своём рабочем месте. Вот это нужно. Малым предприятиям нужно давать производственные ресурсы, а не офисные. Если посмотреть статистику того же Фонда Бортника, какие малые предприятия у нас наиболее раскручены, наиболее часто обращаются в фонд? Айтишные. Почему? Потому что с компьютером выходит как? Где его ни поставь, там тебе и рабочее место. Дальше ты уже можешь заниматься бизнесом. А большой станок где попало не поставишь: санэпидемстанция не позволит, да и местные жители вряд ли будут в восторге.

Вот тот бизнес-ангел, о котором я упоминал, он тоже раскручивает инновации: сделал ОКР, сделал опытный образец, а теперь говорит: «Мне производство надо делать. А куда я денусь? Нет площадей под производство!».

Но ведь тот же Виктор Васильевич Авдеев из МГУ, создавший компанию «Унихимтек», занимается производством не в Москве, а в подмосковном Климовске.

— И правильно. Но, извините, сколько ему денег дали на раскрутку? И не сразу он выехал из Москвы, а только получив значительный оборот, который позволил приобрести нужные площади.

Не хочу говорить за него, но, думаю, ему сильно помог ВИП-проект.

— Именно! Дайте такую сумму любому малому предпринимателю — не один раскрутится. Ему повезло. Я не говорю, что он ничего не сделал. Но ему был дан такой толчок, который помог развиться. Попробуйте без денег сделать то, что сделал Авдеев. Не сделаете! Это был очень серьёзный проект. Здесь, как я считаю, спасибо надо сказать Андрею Александровичу Фурсенко, который был идеологом ВИПов. Авдеев — хороший пример того, как можно всё сделать при наличии ресурсов, в том числе финансовых.

Но есть и другие примеры, когда даже с хорошими финансами проекты не получались, потому что были провалы по другим ресурсам. Кстати, из Москвы он перенёс производство, став не малым, а, скорее, средним предприятием. Вопрос о переезде, я думаю, определялся стоимостью производственных мощностей в Москве и Подмосковье.

«Наши» vs «их» проблемы

Если говорить дальше по инфраструктуре, то наиболее востребованной, на мой взгляд, была бы та, которая решала бы нашу проблему по продвижению на рынки. На Западе этой проблемы нет в том же масштабе, и ни один российский теоретик про неё, естественно, не говорит, потому что знает и обсуждает только «зарубежный» опыт.

Поэтому надо сначала понять проблему, которую требуется решить, а именно: какого ресурса не хватает. И потом уже под эту проблему создавать инфраструктуру. А у нас эту инфраструктуру «лепили» на основании зарубежного опыта. Они делают технопарки — давайте и мы будем делать технопарки! А если вдуматься, то под словом «технопарк» в разных странах понимают совершенно разные вещи. В той же Германии есть два (!) понятия технопарка. В Западной Германии это способ продвинуть разработки учёных в промышленность. И такой технопарк создаётся при университете, берут молодых ребят, под руководством профессора они запускают малый инновационный бизнес. В Восточной Германии технопарк — это, как правило, банально создание рабочих мест, но может быть что угодно — лишь бы люди по улицам не болтались. На Западе через технопарки решают не проблему создания технологической инфраструктуры, а совсем другую — в разных ситуациях разную.

А у нас никто не ставит задач под инфраструктуру. Поэтому и получается, что технопарк — это просто возможность для малого предприятия получить площади. Других вариантов у него практически нет, и малое предприятие сидит в технопарке, сколько существует, не развиваясь, поскольку денег на расширение площадей нет. А с другой стороны, и самих производственных площадей в свободном доступе, как правило, практически нет.

Центры трансфера технологий?

— Непростой вопрос. Их тоже срисовывали с зарубежного опыта, когда стало ясно, что технопарки не решили тех проблем, из-за которых создавались. Я считаю: если центры трансфера технологий (ЦТТ) настраивать на продвижение разработок и продукции, в этом польза есть. Опыт их создания в регионах совершенно разный, потому что под эту задачу надо и людей специально готовить. В своё время дали деньги на создание центров, а на подготовку кадров — не дали.

Самая удачная сеть ЦТТ создана в Приволжском федеральном округе — там с кадрами оказалась самая удачная ситуация. Сеть до сих пор существует, и там были значимые результаты. Мы на результатах программы «СТАРТ» Фонда Бортника показывали, насколько она эффективно работает, — раза в три эффективнее, чем без неё.

Сейчас система ЦТТ будет тихо разваливаться, потому что задачу под неё никто не подводит. Точнее, задача есть, но финансирование прекратили. Кстати, на бизнес-инкубаторы сейчас навешивают ту же функцию, что и на ЦТТ. Но так же, как в центрах трансфера технологий, мало людей, которые эту функцию умеют правильно выполнять. И это ещё один вопрос, который надо бы срочно решать.

Венчурные фонды?

— Наши основные «венчуристы», похоже, бизнесом тоже никогда не занимались. И когда им дали заняться венчурным бизнесом, они, на мой взгляд, начали делать смешные вещи. Они, к примеру, спрос и предложение меняют местами. Считают, что те малые предприятия, которые идут к ним за деньгами, — это спрос. А я говорю — предложение. Спрос — у крупных предприятий, которые могут купить раскрученные венчуристами разработки. Их-то — практически ноль! Тогда возникает следующий вопрос: какой бизнес (венчурный или другой) может быть при нулевом рынке? Объясните мне! Это можно назвать хобби, благотворительностью — чем угодно, а не бизнесом.

По моим прикидкам, производственная компания, которая всерьёз может играть в венчурный бизнес и покупать на рынке готовые разработки у венчурного фонда, должна иметь в среднем от миллиарда долларов годового оборота. Считайте, сколько у нас есть компаний с миллиардным оборотом, — вот это и будет весь рынок под венчурный бизнес. Сразу, кстати, станет понятно, почему нигде, кроме США, этот бизнес всерьёз не развился, а там, где развился, замкнут на американский же рынок.

Между прочим, наши первые венчурные фонды, созданные в 90-х годах, уходили, как известно, в традиционные сферы деятельности, где был реальный спрос.

На Западе государство не работает на венчур, а у нас работает. Экономика так устроена.

— Вот я и говорю. Если всерьёз рассуждать про инновационное развитие, то надо не примерять к себе чужие очки, как в басне дедушки Крылова, а смотреть, какие у нас есть свои проблемы, и уже под них предлагать решения.

Для этого, конечно, нужно иметь и статистические данные. Только их интерпретация должна быть не самоцелью, а инструментом анализа реальных проблем.

Источник: «Инновационная деятельность в России в 2007 году»

STRF.ru

Портал «Вечная молодость» http://www.vechnayamolodost.ru/
17.12.2008