Можно ли воскресить российскую фарминдустрию? Ч.1
Горькая пилюля
Семнадцать лет российскую фармацевтику лечили не тем лекарством
Александр Емельяненков, «Российская газета», 17.11.2009.
Производители лекарств зарабатывают в год на одном американце шестьсот долларов, столько же в Японии, во Франции – 410, в Чехии – 128. В России потребление медикаментов на душу населения пока не превышает 2,5 тысячи рублей. Но каждое новое повышение пенсий и прожиточного минимума продавцы лекарств и БАДов ждут с не меньшим вожделением, чем старики и инвалиды.
Чей именно бизнес процветает на наших болячках и кого благодарить в случае счастливого избавления от недугов – когда лекарство действительно помогло?
В списке пятидесяти крупнейших фармацевтических компаний мира Россия не представлена. А полста наиболее заметных российских производителей (включая СП с инофирмами) дают в совокупности результат – 0,284 процента мирового рынка, или 1,87 миллиарда долларов по объему продаж в абсолютном выражении. Это на уровне одной-единственной компании Kyowa Hakko Kirin, замыкающей список Тор-50 мировой фарминдустрии.
За последние семнадцать лет – с тех пор, как было упразднено Министерство медицинской промышленности СССР и его функции частично передали сначала в минздрав, а 1996 году в минпром – отрасль как нечто целое, управляемое, с возможностью государственной постановки задач перестала существовать.
Тем временем объем мирового фармацевтического рынка достиг 657,7 миллиарда долларов (в ценах производителей). Крупнейшие компании – их называют для краткости «Большая Фарма» – имеют годовой доход более 3 миллиардов и тратят на новые разработки не менее 500 миллионов в год. Уцелевшая в России фармацевтика производит дешевую однотипную продукцию и, в лучшем случае, импортные дженерики на привозных субстанциях.
Правда и статистика
Переломить тенденцию и решить многие накопившиеся проблемы призвана «Стратегия развития фармацевтической промышленности Российской Федерации на период до 2020 года», которая по заказу минпромторга разработана в ЗАО «Исследовательский институт химического разнообразия Центра высоких технологий «ХимРар».
Цена вопроса, как следует из паспорта программы, – 177,62 миллиарда рублей.
– Стоимость госконтракта на разработку самой программы – около 19 миллионов, – сообщил по памяти руководитель инновационного отдела ЦВТ «ХимРар» Олег Корзинов. – Под нашим началом соисполнителями выступили двенадцать или пятнадцать организаций, в том числе «Фарм-стандарт», «Валента-Фарм», «Ремедиум», медицинская академия им. Сеченова и другие.
На инновационные проекты в этой сфере у государства просят до 2017 года 30 миллиардов рублей (миллиард долларов – для ровного счета). А дальше, мол, компании встанут на ноги, и дело само пойдет. Нужна, правда, еще одна малость: для получения двухсот отечественных инновационных препаратов (а именно в этом состоит стратегическая цель) необходимо иметь к 2015 году четыре-пять тысяч молодых ученых и 400-500 специалистов-руководителей с опытом исследовательской работы, как на ведущих зарубежных фирмах. Где их взять? Для организации послевузовской подготовки и оснащения лабораторий запрашивается еще один миллиард долларов.
Иначе провал между наукой и российской фарминдустрией, предупреждают авторы новой «Стратегии...», рискует превратиться в пропасть. И чтобы избежать худшего сценария, зияющую яму предлагают уже сейчас завалить двумя миллиардами зеленых.
Между тем, по данным минпромторга, в 2005 году российскими фармпредприятиями произведено препаратов на 30 миллиардов рублей, в 2006-м – уже на 36 (в ценах производителя). А по итогам 2008 года объем продаж пятидесяти крупнейших российских фармпроизводителей достиг 1,87 миллиарда долларов, с учетом иностранных компаний – 13,6 миллиарда. Это дало основания заявить, что фармацевтический рынок в России, во многом благодаря госпрограммам, «развивается динамично и через десять лет объем продаж лекарственных средств в нашей стране будет составлять около 1,5 триллиона рублей – фактически мы должны выйти на среднеевропейский уровень потребления лекарственных препаратов».
В Комитете Госдумы по охране здоровья этим планам готовы аплодировать. Вот только как перевести их в практическую плоскость?
– Консолидированный бюджет здравоохранения, то есть все, что тратит наша страна, включая федеральный уровень, уровень субъекта Федерации и муниципальный, составляет сегодня 1,2 триллиона рублей, – делится сомнениями заместитель председателя думского комитета, академик РАМН Сергей Колесников. – В большинстве цивилизованных стран бюджетные затраты на лекарства составляют не более 20-30 процентов от общих затрат на медпомощь. При таком раскладе, если мы, конечно, считаем себя страной цивилизованной, расходы на здравоохранение в России должны вырасти до немыслимого ныне уровня – 5 триллионов рублей в сегодняшних ценах. Мы, медики, совсем не против. А как наш трижды любимый минфин?
Задумаемся и мы над сказанным: 1,5 триллиона рублей (или 50 миллиардов долларов) – это почти четырехкратный рост от общего объема нынешних продаж фармпрепаратов в России. То есть в течение этих десяти лет объемы продаж должны прирастать ежегодно на 40 процентов. А если принять в расчет, что доля отечественного производства к этому времени должна сравняться с объемом импорта лекарств (50 на 50 – так записано в «Стратегии...»), то российский сегмент разработки и производства фармпрепаратов должен ежегодно прирастать на 130-140 процентов.
Откуда и как? Ведь национализировать ушедшие в рыночное плавание наиболее лакомые островки отечественного фармпрома никто не планирует, да и вряд ли это даст ожидаемый эффект. А собирать в кулак под крылом у государства и накачивать бюджетными деньгами то, что еще осталось в федеральной собственности, судя по всему, поздно. Не говоря о том, что это встречало, встречает и будет встречать скрытое сопротивление.
За примерами далеко ходить не надо: попытки консолидировать оставшиеся активы российской фармацевтики, подавить коррупцию в сфере обращения лекарственных средств и хоть как-то обозначить тут роль государства, а стало быть – интересы большинства населения, предпринимались неоднократно.
Попытка – не пытка?
Автору этих строк довелось быть среди организаторов «круглого стола», который проходил в Минздраве России 22 января 1997 года. Центральная тема, что тогда обсуждалась – «Вопросы национальной политики в области лекарственных средств. Кто и какими препаратами снабжает сегодня страну?», свежа и актуальна, как будто не прошло с тех пор одиннадцати с лишним лет. Представители Комитета Госдумы по охране здоровья, которым руководил в то время Николай Герасименко, не скупились на примеры. Уже тогда, констатировали они, значительная часть российских производителей переключилась на розлив и упаковку продукции иностранных фирм. Из того, что было на слуху, – брынцаловский «Ферейн» и датский инсулин. Торговля фармпрепаратами без лицензии, с истекшими сроками годности, навязчивая реклама биодобавок – это все было фоном, на котором в муках рождался закон «О лекарственных средствах».
– Коррумпированная система активно борется против закона, – утверждали его разработчики. – Она вымела и отторгла большую часть специалистов, мешающих ей, заменила их людьми, удобными для системы.
Спустя год, летом 1998-го, Госдума приняла-таки закон «О лекарственных средствах». А участники и приглашенные к той дискуссии первый замминистра здравоохранения Алексей Москвичев, начальник управления госконтроля лекарств и медицинской техники минздрава Рамил Хабриев, председатель Комитета фармации в правительстве Москвы Елена Тельнова, да и глава думского Комитета по охране здоровья Николай Герасименко еще долго трудились на прежних и новых должностях, а иные и сейчас держат руку на пульсе российского фармрынка, трепетно заботясь о его наполнении.
Еще одна попытка «спасти медицинскую промышленность» была предпринята осенью 2002 года, когда Минздрав России возглавлял Юрий Шевченко, Министерство промышленности, науки и технологий РФ – Илья Клебанов, а вице-премьером правительства, курирующим социальную сферу, уже который года была Валентина Матвиенко. Она, к слову сказать, окончила в 1972 году Ленинградский химико-фармацевтический институт.
Не знаю, по какой причине выбор пал на Литературный музей А.С. Пушкина в Москве, но именно в его стенах 18 декабря 2002 года собрали совещание, чтобы детально обсудить и поправить, наконец, незавидную судьбу российской фармотрасли. Застрельщиком выступил комитет Торгово-промышленной палаты РФ по развитию биологической и медицинской промышленности и его тогдашний председатель Валерий Хайкин. Впечатлял уже один только перечень имен и должностей участников того заседания: председатель Фармкомитета при Минздраве России академик Рэм Петров, первый заместитель министра промышленности, науки и технологий академик Михаил Кирпичников, директор НИИ судебной психиатрии имени Сербского, а в недавнем прошлом министр здравоохранения России Татьяна Дмитриева, генеральный секретарь ЕвразЭС Григорий Рапота, директор Центра «Биоинженерия» РАН академик Константин Скрябин, а также чиновники рангом пониже из минздрава, минсельхоза и прочих заинтересованных ведомств.
Словом, далеко не дилетанты собрались в тот раз, и кворум был железный. Но что особенно символично – официальную позицию минпромнауки озвучил первый заместитель министра Андрей Фурсенко. И заключалась она, если коротко, в том, что «интеллектуальная собственность, научные разработки должны передаваться в отечественную промышленность бесплатно, при условии, что эти разработки будут вводиться в производство».
Что было дальше? В ведомстве, которое объединяло в то время промышленность с наукой и технологиями, подготовили перечень мероприятий «по стратегическому развитию медицинской промышленности до 2010 года». Цель провозглашалась по сути та же, что и сегодня, – «создание высокотехнологичного, конкурентоспособного промышленного комплекса по производству медицинской продукции», чтобы как минимум на 70 процентов обеспечить свою страну и ее население качественными лекарствами и медицинскими изделиями. На структурном уровне был взят курс на «создание крупных устойчивых фармацевтических корпораций». Таким образом пытались восполнить потерю единого управления в этой сфере.
– Функции бывшего Министерства медицинской промышленности СССР были распределены между минпромнауки, минздравом и отчасти минэкономразвития, – сокрушался Михаил Григорьев, тогдашний руководитель департамента медицинской и биотехнологической промышленности в ведомстве Ильи Клебанова. – А без нормального администрирования невозможно решить задачу технического перевооружения предприятий на базе новых технологий и обновления ассортимента выпускаемой продукции.
Чем успокоилось сердце г-на Григорьева, история умалчивает. Никаких сколько-нибудь заметных следов от продекларированных шесть лет назад инициатив в ней не сохранилось.
Сомнения и соблазны
Последнее, во всяком случае, на моей памяти стремление встряхнуть и консолидировать активы российской фармацевтики было замечено весной 2007 года. Тогда предлагалось создать ОАО «Российские фармацевтические технологии». В распоряжении редакции есть копии документов, свидетельствующие о весьма высокой степени проработки этого предложения – практически готовые к подписанию проект указа президента (с приложениями), проект постановления правительства (в развитие) и пояснительные записки к ним установленного образца.
Для начала в уставной капитал интегрированной структуры предлагалось передать пакеты акций семи ОАО, находившихся тогда в федеральной собственности. Речь, в частности, шла о Московском производственном химико-технологическом объединении им. Семашко, Государственном проектном НИИ медицинской промышленности, Государственном НИИ биосинтеза белковых веществ и еще четырех организациях за пределами столицы – в том числе о Всероссийском научном центре по безопасности биологически активных веществ в подмосковном поселке Старая Купавна, Государственном НИИ технологий медицинской промышленности в Белгороде, фармацевтической фабрике в Калининграде и предприятии «Востоквит» в Бийске.
Одновременно предлагалось преобразовать в акционерные общества шесть профильных ФГУПов и по завершении этой процедуры также внести их акции в уставной капитал ОАО «Росфармтехнологии». Чтобы не утомлять названиями, перечислять эти ФГУПы не буду, скажу только, что три из них находятся в Москве, по одному – в Астрахани, Белгороде и Троицке Краснодарского края.
Завершить формирование интегрированной структуры планировали к декабрю 2007 года.
Но были, видимо, в высоких кабинетах и другие мнения на этот счет, а у руководителей упомянутых заводов, фабрик и НИИ – свои виды на самоопределение в соблазнах рыночной стихии. Явно опасаясь усиления роли государства как регулятора в этой сфере, еще сохранившиеся в госсобственности активы стали срочно распродавать. И тут было на кого равняться.
Как раз в эти годы германская Stada Arzneimittel AG, уже владевшая заводом «Хемофарм-Обнинск», купила за 80 миллионов евро завод «Нижфарм» в Нижнем Новгороде и за 135 миллионов долларов – «Макиз-Фарма» в Рязанской области. Старейший в России фармкомбинат «Акрихин» (Московская область) приобрела польская Polpharma, сделку оценивают в 80-100 миллионов долларов. Контрольный пакет (51 процент акций) подмосковного фармзавода «ЗиО-Здоровье» за 60 миллионов долларов выкупила компания Actavis (Исландия).
Словом, ничего ожидаемого из затеи под названием ОАО «Российские фармтехнологии» не вышло: проекты указа и постановления так и остались проектами. Последний из министров медицинской промышленности СССР Валерий Алексеевич Быков – доктор наук, профессор, академик РАМН и РАСХН – возглавил к тому времени Всероссийский НИИ лекарственных и ароматических растений и с тихой грустью наблюдал оттуда за распадом и деградацией хорошо знакомой отрасли.
– Она не может существовать и развиваться в отрыве от экономики страны, – дипломатично заявил он весной 2005-го на «круглом столе» в московском Домжуре. И почти то же самое повторил в телефонном разговоре сейчас, когда широко обсуждается новая концепция развития российской фармы.
– Состояние отечественной фармацевтики – это интегральное отражение общего технологического развития страны и развития ее производительных сил.
И к этому, что называется, ни убавить, ни прибавить.
Должность обязывает
В мае 2008-го, когда одни еще лелеяли надежду на появление холдинга «Росфармтехнологии», а другие этому явно и не явно сопротивлялись, было упразднено федеральное агентство Роспром, а большинство его функций отошло к профильным департаментам минпромторга.
Незадолго до этого на должность директора Департамента химико-технологического комплекса и биоинженерных технологий в минпромторге назначен новый человек – 39-летний Сергей Цыб, выпускник «плешки», работавший с 2000 года в Москве гендиректором ЗАО «Медбиофармацентр» и ООО «Радиопрепарат».
– Судя по вашему отчеству, академик РАМН и директор Радиологического центра в Обнинске Анатолий Федорович Цыб – не просто ваш однофамилец? – уточнил я на всякий случай при личной встрече с новым руководителем департамента.
– Да, он мой отец, – оживился Сергей Анатольевич. – А вы знакомы? Это приятно...
Выходец из научно-медицинской среды, за плечами почти десять лет самостоятельной работы в фармацевтическом бизнесе, теперь на государственной службе – в самой что ни на есть центровой точке того, в чем мы пытаемся разобраться. Ну как не задать ему прямые вопросы?
– Вы, конечно, наслышаны об идее холдинга «Российские фармтехнологии»? Что помешало ее реализации?
– Я не знаю, почему идея не получила поддержки. Это было до появления нашего департамента в минпроме. И мне трудно комментировать. Я просто выскажу свое мнение. Фармацевтика – особая отрасль, высокотехнологичная и очень емкая по деньгам. Поэтому создание государственной структуры, на мой взгляд, оправдано только в том сегменте, где без поддержки государства нельзя справиться с задачей получения каких-то высокотехнологичных препаратов. И такого рода структуры в России уже созданы. Например, Роснанотех – государственная корпорация...
– Но я не об этом. Я – про сохранившиеся госактивы в российской фармацевтике. Есть что-то пригодное для консолидации? И что собираетесь с ними делать?
– Пока конкретики в этом вопросе нет. Хотя в «Стратегии...» запланировано создание интегрированных структур на основе государственно-частного партнерства. Но пока ничего конкретно об этом сказать не могу.
– Одна из функций департамента – поддержка научных исследований. За последние два года что удалось профинансировать?
– Было много предложений от РАН и РАМН в части НИОКР. Но это вопрос достаточно серьезный. Мы же говорим не просто о поддержке каких-то проектов. Все проекты, которые предлагают научно-исследовательские учреждения, должны быть в русле «Стратегии...» развития фармпромышленности. Мы провели, например, детальный анализ рынка препаратов, которые не производятся на территории России. Создали несколько межведомственных рабочих групп с минздравсоцразвития...
– Примеры можете привести? Что уже наработали ваши рабочие группы?
– Думаю, ближе к концу года мы определимся – в части нашей компетенции в этом вопросе...
Лекарство от дежавю
В какой-то момент нашего диалога начинаю ощущать, что все время не о том и невпопад спрашиваю. На противоположной стороне стола – стратегия, масштаб, перспектива. А я со своего угла все пристаю с примерами, цифрами, подробностями. Не равноценная какая-то выходит беседа. И чтобы не терзали сомнения, лучше вновь раскрыть «Стратегию...» – там все с примерами и цифрами изложено. Вплоть до 2020 года. Вникайте. Оценивайте чеканные формулировки задач, альтернативных сценариев и долгосрочных прогнозов.
Но прилипчивое дежавю все равно не отпускает. Потому что на бумаге видишь одно, а за окном – другое. Французская Servier летом 2008-го открыла собственный завод в Подмосковье. И все дружно поаплодировали: 40 миллионов евро инвестиций!
Свой завод «КРКА-Рус» в том же Подмосковье построила фирма KRKA (Словения). Венгерская Gedeon Richter по этому же примеру открыла собственное производство «Гедеон Рихтер-Рус». Сейчас это называют округлым термином «локализация», расширяют формат переговоров с крупнейшими зарубежными компаниями Novartis, GlaxoSmithkline, AstroZeneca, Sanofi-Aventis, Teva. А с той стороны, включая компании Wyeth, Jansen, Merek Sharp & Dohme, не скупясь на слова и красивые посулы, норовят склонить российских партнеров к роли упаковщика своих препаратов.
P.S.
Не так давно в Государственной Думе под эгидой фракции «Справедливая Россия» прошло заседание двух комитетов Торгово-промышленной палаты РФ – обсуждались вопросы доступности и качества лекарств в контексте все той же «Стратегии...». Участники заседания в присутствии заместителя главы Росздравнадзора Елены Тельновой единодушно решили: широко и гласно обсудить «Стратегию...» с привлечением делового сообщества ДО ВНЕСЕНИЯ документа в правительство.
Фармликбез
Инновационный препарат – это лекарственное средство, у которого фармацевтическая субстанция защищена патентом или запатентованы технологии получения готовой лекарственной формы, а также метод и способы доставки лекарства к «биологической мишени», то есть к объекту воздействия в организме человека.
Дженерик – лекарственное средство, созданное на основе субстанции с истекшим сроком патентной защиты.
Бренд-дженерик – лекарственное средство, у которого действующее вещество (субстанция) вышло из-под патентной защиты, но активно продвигается его торговое наименование.
Роялти (от англ. royalty – королевские привилегии) – это периодические денежные выплаты обладателям патентов и смежных авторских прав в виде фиксированных отчислений от продажи лекарственных средств, находящихся под патентной защитой.
Стандарт GMP (Good Manufacturing Practice – надлежащая производственная практика) – в фармацевтике это система норм, правил и указаний в отношении производства лекарственных средств, медицинских устройств, пищевых добавок и активных ингредиентов. Такой стандарт принят как обязательный в большинстве развитых стран.
Портал «Вечная молодость» http://vechnayamolodost.ru
19.11.2009